БИРОБИДЖАН, 28 января, «Город на Бире» — 27 января, в день освобождения Советскими войсками концентрационного лагеря Освенцим, жители Биробиджана собрались на митинг вокруг памятного камня, установленного рядом с общиной «Фрейд» и биробиджанской синагогой. У большинства присутствующих были таблички с надписью: «Мы помним».
Тем, что Холокост не может подлежать забвению, были наполнены выступления заместителя председателя областного Законодательного собрания, директора лицея № 23 Лилии Комиссаренко, и координатора программы ENERJEW еврейского молодёжного центра Веры Кравец. В составе молодёжной делегации Вера сама побывала в лагере Освенцим, где для истории сохранены бараки, места расстрелов, газовая камера.
Координатор программы ENERJEW еврейского молодёжного центра Вера Кравец.
– Сын одной из узниц Освенцима, – вспомнила Вера, – говорил нам, что мы все здесь – сохранившиеся осколки еврейского народа, и наша задача – собрать общину заново. Это то, чем мы сейчас занимаемся.
Кадеты школы МЧС юных пожарных спасателей зажгли у основания памятного камня десятки свечей. Участники митинга почтили память жертв Холокоста минутой молчания, и, следуя еврейской традиции, положили к основанию памятного знака камни.
После митинга в городском Дворце культуры состоялся вечер-реквием, на котором первым выступил исполняющий обязанности губернатора области Ростислав Гольдштейн.
– Если честно, – сказал Ростислав Эрнстович, – я не знаю, о чём говорят в таких случаях, поэтому начну стихами известного еврейского поэта Наума Коржавина: «Мужчины мучили детей. Умно. Намеренно. Умело. Творили будничное дело, трудились – мучили детей…» Польша, автобус делегация. Мы подъезжаем к лагерю, ряды каменных зданий. Ворота. Я вспоминаю фильмы, на которых вырос, и книги, которые читал. Я знаю, что, войдя в ворота, увижу столовую, оркестр, который играл 12 часов в сутки. Это были евреи. Справа – виселица, проходя чуть дальше понимаешь, что тут должен быть плац. На самом деле он не большой, и не понимаешь, как туда помещалось такое количество людей. Очень холодно, горы человеческих волос, детская обувь, утварь, посуда. Женщины её везли с собой, чтобы наладить новую жизнь. Их сожгли в печах. Все европейские страны приняли закон об уничтожении евреев. Нам сейчас говорят, что погибли миллионы. Да, 27 миллионов советских людей погибли в этой войне, но при этом, только евреи не могли выжить, потому что они евреи. Мы проходим через газовую камеру, помещение примерно 10 на 20 метров, закопчённое, с земляным полом, и выходим через крематорий на улицу. Какая–то молоденькая польская корреспондентка, хорошо говорящая по-русски, начинает задавать вопросы, а я не понимаю, о чём она говорит. Она говорит о том, что нужно уже смириться и забыть, зачем ворошить прошлое… Я не забуду, не забудут мои дети, не забудут мои внуки.
Председатель Законодательного собрания области Любовь Павлова тоже рассказала собравшимся о том, что знает из рассказов своей матери, которая в двенадцатилетнем возрасте была в оккупированном Ростове-на-Дону. Она рассказала о том, как евреев убивали только за то, что они евреи.
– Наша память, – сказала Любовь Алексеевна, – должна быть ответственна за историю уничтожения народа, и мы сохраним эту память.
А потом звучали горькие слова из детских дневников, написанных в годы войны. Были озвучены записи Анны Франк – девочки, погибшей в Освенциме, Бориса Сребника, Анатолия Кучерова и Риммы Финкельфельд-Кучеровой. Если эти воспоминания назвать страшными, то это будет очень мягкой характеристикой.
Со сцены прозвучали песни на иврите, зрителям показаны танцевальные и цирковые номера. Память должна быть живой, а танцы и песни – это тоже часть жизни, а значит, часть нашей памяти.
Александр Драбкин