Ошибка
  • JUser: :_load: Не удалось загрузить пользователя с ID: 17292
  • JUser: :_load: Не удалось загрузить пользователя с ID: 270

Ирина Натапова, художественный руководитель детского вокального ансамбля «Иланот», – о евреях, творчестве и крыльях

БИРОБИДЖАН, 30 ноября, «Город на Бире» — Её звонкий коллектив носит звание образцового, но не это главное. Приятные формальности и чиновничьи оценки всего лишь оболочка. Вся прелесть – в содержании: мотивах, картинках, настроении... Что ни песня, то мини-спектакль. Яркий! Изумительный! Если там есть тётя Соня, таки кричите «Ой!» всем зрительным залом! 22 ноября наши юные вокалисты очаровали владивостокских зрителей. Руководитель ансамбля Ирина Юрьевна Натапова в маленьком перерыве между репетициями рассуждает о творчестве и о судьбе.

– Вы выросли в музыкальной семье?

– Мой родной отец был первым парнем в Пашково, играл на баяне. Папа таскал меня с собой по фермам и полевым станам, где я вставала на табуреточку и пела песни. Потом я стала ходить в кино. Мне было семь или восемь лет, когда я увидела, как один дяденька играет на пианино. Ох уж эти белые и чёрные клавиши!.. Я решила, что обязательно должна этому научиться. «Мама, купи мне пианино», – просила я. А мама отвечала: «Если и купим, то только баян. На баяне хоть на свадьбах играть можно будет, а что делать с пианино?!» Я устраивала истерики, рисовала клавиши на бумаге, показывала пальцами, как играю, и пела для соседей. Они слушали и хлопали в ладоши.

Мне действительно купили пианино, но чуть позже, когда мы переехали в село Благословенное Октябрьского района. Так получилось, что в это время у меня был уже другой отец. Он был прогрессивным человеком своего времени, партийным лидером. По направлению партии его направили работать в Раздольненский совхоз, село Ручейки. Он построил клуб и школу, но в музыкальную школу нужно было ездить в Амурзет, поэтому я училась в интернате. Однажды к нам приехал первый секретарь крайкома партии Алексей Клементьевич Чёрный. Я играла на пианино, а младшая сестрёнка бегала с сумочкой с красным крестом и всех «лечила» – она хотела стать врачом. Мой отец попросил Чёрного перевести его в город. Я помню, как тот стукнул кулаком и закричал: «Твои дети должны стать полеводами, ветеринарами, а не музыкантами и врачами!» Отец положил партийный билет на стол и сказал, что семья ему дороже. Ради занятий музыкой меня отправили в Биробиджан, я училась в музыкальной школе и жила у бабушки. Отцу не простили самостоятельности. Через некоторое время в совхозе нашли какую-то незначительную недостачу – и его арестовали и посадили. Жить стало очень трудно. Маму никуда не брали на работу, но мы с сестрой продолжали учиться.

У меня в музыкальной школе была очень интересная творческая жизнь. Потом я предприняла попытку поступить в Хабаровское училище искусств, но не пришла сдавать сольфеджио. Случай! По дороге на экзамен меня обрызгала грязью машина. Пока стирала одежду (другой не было), мылась, экзамен закончился. Но я поступила в Хабаровский музыкальный педагогический техникум, а после – на заочное отделение института культуры. Меня уже ждали на новой работе, но случилось несчастье: автомобильная авария, тяжелая травма, годы инвалидности...

Меня никуда не брали на работу. Помог известный в те годы биробиджанский скрипач Семён Наумович Гройсман: он попросил, чтобы меня взяли в городской Дворец культуры. С тех пор я и работаю здесь. А сестра моя, как и мечтала, стала врачом, даже профессором.

Год Владимира Высоцкого

 

Когда я вижу сломанные крылья –

Нет жалости во мне, и неспроста...

 

«Я не люблю», 1969 г.

– Вы долго руководили замечательной женской вокальной группой «Нежность». С кем проще работать: со взрослыми или с детьми?

– В «Нежности» было гораздо труднее, приходилось сопротивляться. Каждая вокалистка – личность со своим видением песни. Мы спорили до скандалов, могли обидеться друг на друга смертельной обидой лишь из-за того, что кто-то не так чувствует фразу. Там мы все были лидерами. С детьми всё по-другому, они тебе доверяют. Мы работаем на результат, ими можно просто командовать. Не скрою, иногда приходится быть жёсткой. Но когда дети видят хороший результат своей работы, они мне всё прощают. В конце концов, они чувствуют мою к ним сумасшедшую любовь.

– Как вы подбираете репертуар?

– Просто поём то, что нам нравится. На английском, русском, еврейском и даже на итальянском. Не важно, на каком языке, главное, чтобы песня нравилась детям.

– Ощущается ли потребность в хороших новых песнях?

– Конечно, такая потребность есть. Иногда дети приносят песни – лёгкие, летящие, написанные для развлечения, но в последнее время очень уж тупые тексты пошли. Особенно этим страдают современные детские песни. Я вчера была на конкурсе в Смидовиче и отметила, что дети предпочитают советских авторов. В тех же песенках из мультфильмов они могут искренне выразить свои чувства. Не по себе становится, когда в каком-нибудь телешоу я слышу, как маленький мальчик поёт про коня. Именно про коня, а вовсе не про нашу жизнь, которая мчится, как вороной конь. Он ещё не видит, не чувствует символа. Иногда в своей работе я обращаюсь к творчеству местных авторов. Например, скоро будут отмечать юбилей дома ветеранов – мы там будем петь песню Роальда Васильева «Община». Ей уже двадцать лет. Интересные музыкальные зарисовки Наума Ливанта, где чувствуются еврейские мотивы, мы возили в Витебск.

– На ваш взгляд, есть ли будущее у еврейской песни?

– Конечно, есть, пока есть ещё хоть один еврей на белом свете. Мы проводим очень большую работу в этом направлении, рассказываем детям историю и содержание песен. Они знают, откуда появился паровоз, прибывающий в Одессу в семь-сорок. К сожалению, не везде, где мы бываем, любят и уважают еврейскую культуру. В прошлом году мы с детьми поехали в «Океан» на конкурс национальных культур, привезли очень большую программу. Там ведущая объявила: «Еврейская народная песня “Семь сорок”». Нас сняли с конкурса, заявив, что мы поем еврейскую попсу, сказали, что фольклорные песни нужно петь а капелла. Они понятия не имели о том, что еврейские народные песни исполняли уличные музыканты клейзмеры. Я тогда очень переживала, не знала, как объяснить детям, за что нас сняли с конкурса. Но при этом заявила организаторам, что меня абсолютно не волнует мнение такого «компетентного» жюри, которое считает, что песня «Ах, Самара-городок!» – народная, а древняя молитва «Адон Олам» – нет.

– Нужны ли творчеству победы?

– Творчеству обязательно нужны как победы, так и провалы. Кого-то победы окрыляют, он хочет развиваться, идти дальше. Кто-то, наоборот, тормозит и, как сейчас говорят, «звездится». Победы нужны, но, к сожалению, часто нас просто не хотят отправлять от региона на конкурсы, называя наше творчество самодеятельностью. Мы ездим выступать за свой счёт. Каждый раз приходится прогибаться перед спонсорами, прося оказать посильную помощь. Анатолий Фёдорович Тихомиров никогда не отказывает. На некоторых конкурсах мы побеждали даже там, где солировали музыкальные школы, школы искусств, то есть в каком-то смысле профессионалы.

Беседовал Александр ДРАБКИН

Joomla SEF URLs by Artio